Эдуард Бояков в Омске: «Комплименты культуре не помогут»

Почему русскому театру нельзя говорить, что он великий

Продюсер и режиссер, педагог, вдохновитель премии «Золотая маска» Эдуард Бояков прибыл с частным визитом в Омск. Корреспонденту «МК» в Омске» удалось пообщаться с режиссером и побывать на встрече Боякова со специалистами современного искусства и творческих индустрий.

Почему русскому театру нельзя говорить, что он великий
Эдуард Бояков. Фото Андрей Кутузов

Пишут гениальный сонет и спят до обеда

– Кому-то, кто не связан с творчеством, кажется, что художники, артисты, режиссеры, поэты, литераторы – это люди, которые проводят время бесконечно в утехах, потом после прекрасных поездок или ночных пиршеств приезжают домой, пишут гениальный сонет и спят до обеда. Просыпаются – и снова какие-то прекрасные веселые приключения. Конечно, это не так. Жизнь художника – это крест, это голгофа. Очень тяжелый вызов, большая ответственность, – говорит Бояков. 

Последние 25 лет он живет в Москве, до этого учился и работал в Воронежском театре юного зрителя, преподавал в Воронежском университете. В Воронеже, где начиналась творческая карьера Боякова, театры являются важными культурными центрами: 

– В большом областном центре должен быть оперный театр, театр юного зрителя, хорошо, если есть театр кукол и есть драматический театр. И есть еще, например, театр музыкальной комедии. Как только у города появляется такой статус, сразу начинается другая культурная жизнь, – уверен Бояков. 

Переехав в Москву, он занялся бизнесом, получил бизнес-образование за рубежом, но быстро вернулся к творческой жизни:

– Это была середина 90-х, время очень яркое, изменчивое. Люди за два-три года меняли судьбы и биографии не только свои, но целых регионов, а то и стран, – вспоминает Бояков. – Я был в этом потоке, и, мне кажется, приход к капитализму дал очень интересные творческие импульсы. 

Тогда же, в 1995 году, Эдуард Бояков пришел к мысли, что главная проблема времени заключалась в дезинтеграции:

– Страна была полностью разбросана. Сейчас есть интернет, другая мобильность – гастроли, обмены… А в советское время в Омск приезжал театр Вахтангова – на месяц! – и играл свой репертуар. В 90-х все встало, время было невероятное. Такой пик абсолютной бедности. Если коммерческие люди и чиновники как-то выживали, то творческие люди оказались в кризисе – не просто личном, а вообще, структурном. Очень важно было запустить этот процесс, связанный с собиранием в центр. 

В качестве центростремительного процесса была выбрана маленькая московская театральная премия «Золотая маска», в итоге объединившая режиссеров разных российских городов:

– Я предложил вашему земляку, Михаилу Александровичу Ульянову, сделать из существовавшей тогда награды «Золотая маска» всероссийский фестиваль. И мы этот процесс запустили. Пошли к Лужкову, привлекли корпорации. Вот мы сейчас пьем кофе Nestle, а именно они дали деньги на первый фестиваль «Золотая маска». Другие партнеры, Билайн, рассудили, что театр – это самое укорененное в цивилизации, в культуре. И решили, что как суперинноваторы будут помогать суперконсервативному явлению.

Со временем фестиваль встал на ноги: помогал Минкульт, подключились большие корпорации. Возникла важная для премии связь со Сбербанком: миллион долларов на культурный проект по тем временам – сумма более чем серьезная. Однако в начале 2000-х Бояков заскучал в этой сфере:

– Фестиваль требовал другой энергии – не сочинительства и креативного запуска, а поддержки функционала. 

Так исполнительным директором «Золотой маски стала» Мария Ревякина, директор Новосибирского театра «Глобус», а Бояков занялся другими проектами.

Миллионеры в очереди в буфет

– Страна сложилась, что называется. Закончился революционный период, начался застой. В этот момент мое чутье – чутье продюсера – подсказало, что нужно делать что-то обратное, не центростремительное, а центробежное. Если в 1995 году реально были вопросы, «строим в этом театре казино или нет», то к 2005 году стало понятно, что театры никто не закроет. Я почувствовал, что правильно и нужно делать что-то, связанное с новыми технологиями, новыми языками, новой драматургией, с новыми композиторами и новыми фестивалями. 

Тогда Бояков создал театр «Практика» на Патриарших прудах – первый и единственный профессиональный государственный театр в Москве, который ставит только современные пьесы. Первый-второй сезоны не были стопроцентными в плане продаж, а в третьем «прорвало»:  

– Вся модная гламурная публика, которая искала чего-то «жареного», специфического, оказалась благосклонна к нам. Через четвертый-пятый сезон мне звонил глава крупного банка и просил отложить билеты, потому что в театр было не попасть.  Мы могли иногда и на стульчик посадить. У нас любые миллионеры становились в общую очередь в буфет. Им тоже это было прикольно: они понимали, что они на острие тренда. 

Театру нужен соперник

– Классическому театру для того, чтобы выжить, все время нужен какой-то соперник, провокатор со стороны театра авангардного, который отрицает актуальность классики. Тогда и классика растет, повышается способность театра выживать, существовать в конкурентной среде. А если театру бесконечно говорить, что он великий русский театр, то ничего хорошего из него не получится. 

Ситуация в российских городах подавляющая, считает Бояков. Удалось сохранить театр как здание, как штатные расписания, навести материальный порядок:

– В Лондоне, в Карлсруэ, в Дюссельдорфе мечтать не могут о такой аппаратуре, как у нас. Понимаете, сейчас сценарий очень плохого кинофильма – это два-три миллиона рублей. А очень хорошая пьеса – это 300 тысяч, в лучшем случае. Но пьеса намного важнее, чем сценарий, потому что она в основе. Драматургия и театр дает подоснову для всей индустрии, включая кино. 

Эдуард Бояков уверен, что российской культуре нужна «новая драма», позитивная повестка и новые герои. Пока нам этого очень не хватает:

– Мы свою страну не отрефлексировали, не описали, не проговорили. Мы не знаем, где мы живем. Мы не знаем, что с нами случилось в начале 2000-х годов. В кинематографе были единичные попытки какой-то рефлексии. Никакого обслуживания населения, диалога с людьми не было. Был, конечно, Балабанов со своим важным высказыванием «Брат», «Брат 2», еще какие-то режиссеры. Но, в общем, в кинематографе с реальностью и современностью были огромные проблемы. Не было даже сериалов, на которые мы сейчас так ругаемся. Какую-никакую картину мира они все равно нам дают. В начале 2000-х вся страна смотрела мексиканские сериалы. Какое счастье, что мы их вытеснили! Сейчас мы теряем то, что американцы называют «айдентити», теряем ощущение себя как духовной нации. Культура, русское культурное поле сжимается, становится все меньше и меньше. Вроде бы есть литература, вроде бы есть кино… Но культура – это повседневность прежде всего, и она пока не сформирована.  

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру