Главный месседж Господа...
На сцене перед нами – представители разных возрастов и разных социальных статусов. Здесь и 50-летние банкиры, и 30-летние менеджеры, и 22-летняя проститутка. Герои встречаются в разных сценах, не связанных между собой, в разных местах – на улице, в квартире, в вегетарианском ресторане. Но всех их объединяет одно: будучи сильно пьяными, они впервые чувствуют острую потребность высказаться и ответить на главный вопрос: во что превратились их жизни и что теперь с этим делать?
Герои делают такие заявления, от которых у зрителей мурашки по коже. О том, что наше поколение – это поколение пластиковых людей, которых интересует только удовлетворение примитивных потребностей. О том, что мы разучились любить, чувствовать, быть настоящими. О том, что для того, чтобы отыскать в этом мире жемчужину, придется не раз окунуться в грязь. Впрочем, выход из этого мрака все-таки есть. И выход этот – любовь.
Во втором акте герои из разных сцен встречаются друг с другом и влюбляются. Совершенно слепо, откинув все предрассудки. Так, 22-летняя Марта (Алена Федорова) впервые встречает женатого 53-летнего Густава ( Владимир Остапов), признается ему в любви и сообщает его жене, что это мужчина, которого она ждала всю жизнь. А, например, Макс (Дмитрий Макаров), который отмечал мальчишник накануне свадьбы, внезапно женится на Лауре (Ирина Бабаян).
– Мое поколение ничего ведь не чувствует. Только возбуждение и секс, только работу и алкоголь, и эти уикенды, и посещение своих родителей, и этот бесконечный треп на разные темы, и эти наши женщины, которых мы не любим. Мы потеряли контакт. Контакт с самым главным. Мы потеряли контакт с реальностью, – заявляет 32-летний операционный менеджер банка Макс. – И только теперь, когда я встретил Лауру, я впервые в жизни понял, что контакт – это единственная реальность, которая у нас есть. И все, что мы должны делать на этом свете, – это снова найти контакт. А это значит, мы должны любить, любить и любить.
Когда молчание уместнее оваций
Текст пьесы изобилует нецензурной лексикой. Однако режиссер спектакля Семен Серзин (Санкт-Петербург) существенно ее сократил, оставив только в некоторых сценах. Как говорит, он не ставил перед собой задачу эпатировать зрителя. Но если это все-таки случается, значит, человека удалось вывести из состояния равнодушия.
– Я долго искал театр, где можно поставить эту пьесу, – говорит режиссер. – Мне, как поколению 30-летних, тема очень близка. Ты живешь, у тебя есть какие-то стремления, мечты, ты заканчиваешь школу, институт, а потом возникают вопросы: о чем мечтать и что такое счастье? Что такое свобода, что такое любовь, что такое жизнь и в принципе для чего я живу? Мне нравится каждый раз вместе с актерами думать над этим. Потому что пьеса вызывает много вопросов, а ответов никаких не дает. Актеры по-разному отнеслись к этой работе. Кому-то текст не нравится, кому-то, наоборот, симпатичен. А вообще я люблю, когда люди из зала уходят. Это значит, что они неравнодушны к тому, что происходит. Значит, в людей это попало.
Перед режиссером стояла задача: сделать так, чтобы «Пьяные» не превратились в «спектакль об алкоголизме». Поэтому было важно найти удачные пластические решения. На сцене актеры все время находились в движении. Это были и сумасшедшие массовые танцы, в которых было нечто конвульсивное, и отдельные пластические этюды с поддержками. В них артисты, надо признать, выглядели великолепно.
Уже с первой минуты хореография спектакля привлекала внимание: пьяные Марта и Марк (Сергей Худобенко) буквально парили в воздухе – в этом им помогли альпинистские страховочные системы. Эффект невесомости, «космичности» создавала и музыка, и оформление постановки – на заднем фоне периодически появлялось огромное изображение луны.
Правда, порой казалось, что в погоне за красивой формой актеры упускали нечто более важное. Текст как будто оказывался на втором плане, и его значимость меркла в сравнении с картинкой. Что в случае с пьесой такого автора, как Иван Вырыпаев, кажется очень странным. По крайней мере, так было в первом акте. После него зрители выходили из зала с недоумением: ярко, красиво, пластично – но зачем и о чем? Отдельные сцены не складывались в единую картину. Откровения не случилось.
– После первого акта смешанное впечатление. Местами затянуто, – говорит Мария Ефименко. – Я не привыкла к тем постановкам, которые здесь ставят. В драмтеатре, например, мне более понятны спектакли. А эти я с трудом интерпретирую. В принципе, все ясно, но хочется чего-то большего… Глубины какой-то... Мне показалось, что спектакль поверхностный.Второй акт оказался другим – более смысловым, более тяжелым, более пронизывающим. Именно здесь актеры задавали друг другу самые важные вопросы. Разговаривали о главном – о любви, о Боге. В отличие от первого акта, здесь атмосфера становилась более камерной, сокровенной. Никаких ростовых кукол Спанч Боба и Шрэка, никакого фальшивого пения и падающих на сцену разноцветных мячиков. Здесь актеры смогли немного пробить стену зрительского непонимания.
– Я вышла со смутными впечатлениями. Мне очень понравилась атмосфера спектакля, такие вопросы поднимаются… религиозные, – говорит Юлия Салтанова. – Но, тем не менее, есть какая-то нотка негатива. Грустно, может быть, в какой-то мере из-за того, что на себя все это переносишь. Очень сложно осознавать, что мы увидели собственное отражение. Меня зацепило. Я бы посоветовала знакомым сходить и посмотреть. Что касается актерской игры, я слышала, что сегодня они уже репетировали несколько раз. Видно, что подустали, но все равно выкладывались по полной. С автором я была знакома и до спектакля – смотрела его фильмы «Кислород», «Танец Дели», видела, как он сам читает свои тексты. С текстом «Пьяных» тоже частично была знакома, поэтому я знала, на что шла. Знала, что будет нецензурная лексика. Мне очень нравится образ мыслей Вырыпаева. У него есть уникальный стиль, авторский почерк.
– Преподносятся такие вещи, которые заставляют задуматься, – отмечает Галина Молчанова. – Но на мой взгляд, использование ненормативной лексики не делает актеров более убедительными. Я считаю, что этого можно было избежать. Жизнь действительно дает человеку возможность понять, что он несчастлив, потому что не ищет свое счастье. Здесь говорится о том, что ты должен любить не только себя, но и отдавать эту любовь. Это тоже важно для понимания нашей жизни. Но все-таки... Может быть, я просто человек другого поколения, но я себя отношу к интеллигентным людям и считаю, что ненормативную лексику не стоило использовать.
Создалось впечатление, что во втором акте артисты упивались, произнося это все. Меня это немножко напрягало, и в этом плане мне первый акт больше понравился. Но с точки зрения смысла второй, конечно, оказался сильнее. После первого мы задумались, стоит ли смотреть дальше или уйти, но не пожалели, что остались. Сначала было, откровенно говоря, непонятно, что происходит на сцене. А во втором акте смысл проявился, но грязновато, на мой взгляд.
Несмотря на то, что для многих зрителей спектакль не стал откровением, после его окончания в зале на какое-то время воцарилась тишина. Возникло ощущение, что молчание в данной ситуации уместнее аплодисментов. Только спустя несколько мгновений стали раздаваться редкие, глухие овации. Которые, кстати, так и не превратились в оглушительный шквал восторженных эмоций. Казалось, что зритель был шокирован и не смог сразу сориентироваться. На какой-то момент выбился из шаблона и заготовленных поведенческих реакций и… замер. Потому что вырыпаевский текст сам по себе (вне зависимости от того, насколько удалось актерам проникнуть в его глубину) буквально вытряхивает человека наизнанку, проходится по оголенным нервам, заставляет по-другому взглянуть на себя. А дальше в такой ситуации думающему зрителю хочется одного – откровенно поговорить с самим собой. А такие разговоры, как правило, происходят в тишине.
